Данная функция восстановит закрытые виджеты или категории главной страницы сайта.

Восстановить

Валерия Кристовская: «Как не сойти с ума после развода, если у тебя четверо детей»

Валерия Кристовская: «Как не сойти с ума после развода, если у тебя четверо детей»

В мартовском «Караване историй» лидер культовой группы uma2rman рассказал о своем разводе. Мол, отношения перетекли в дружеские, расстались цивилизованно... Надо ли молчать, если для тебя эта «цивилизованность» заключается в том, что разлюбивший мужчина нежно поправляет на твоей шее петлю, перед тем как одним ударом выбить из-под твоих ног табуретку? У любви обычно две правды, у развода, как выяснилось, тоже.

Вова, после того как ушел из семьи, по странной своей фантазии поселился в двух шагах от нас. Противодействовать этому было невозможно. И каждый раз, отправляясь в магазин, я в ужасе думала: «Если сейчас я подниму глаза и увижу их, что же мне делать? Убегать? Делать вид, что не узнала?» Не готова я была практически ко всему — расстаться с Вовой, столкнуться с ним и его женщиной нос к носу, строить собственную жизнь. Голову подняла только через полгода, но как! Даже до знакомства обнаглела! Хотя эта конкретная идея, не будем отбирать у мужчины лавры, принадлежала Кристовскому.

Вова решил, что все улеглось и нам пора познакомиться, мол, чего как не родные-то — живем рядом, дети туда-сюда в гости снуют, надо навести мосты... Поручил это дело нашей общей подруге Жене, почему-то упирая на начало весны и выезды на дачу. Евгения принялась уламывать меня. Я немного не понимала связи смены сезонов с необходимостью знакомства: посевная, что ли? Вместе на даче сажать огурцы будем? Вроде как выйдет Вова на крыльцо, скажет: «О! Бабы мои! Обе! Копают... Весна!» Но Женя не отступала: «Давай купим пирогов, и веди себя хорошо, ну правда, не чужие же». Она, Женя, очень хорошая и добрая. А у меня есть, увы, склонность из всего устраивать цирк с конями...

Купили пирогов, поехали. Сидим за круглым столом — Вова, бледноватая Женя, совсем белая Ольга и я. И тишина. Чай пью одна я, из движений в атмосфере только дергающийся глаз Кристовского. «Как живете?» — интересуюсь, дабы изобразить хоть какой-то разговор. — «Хорошо, хорошо, хочешь, дом покажем?» Посмотрели дом. В процессе осмотра Женя меня то локотком подталкивает, то на ногу наступает — опасается, как бы я чего недипломатического не брякнула. Дальше сидим. Вова, не могущий унять свой глаз, сурово спрашивает: «Как дети?» «Дети, — говорю, — хорошо. Вечерами, правда, плачут, спрашивают: «Где же папка?» Все побледнели, Женя мне чуть ногу не покалечила, а я, трясясь от смеха, объявила, что, пожалуй, поеду домой. Познакомились, и ладно. Больше мы не сталкивались. Разве что на Вовкином дне рождения. Он меня пригласил, я приехала, подарила картонные рога, все смеялись, один именинник шутку не оценил... Каюсь, не смогла удержаться.

Думаю, не надо нам сталкиваться! Хотя бы из-за неизбежно возникающей неловкости. И делать из всех нас большую шведскую семью не стоит. По крайней мере у меня такой потребности нет. Выстроить дружбу тоже вряд ли получится, слишком много я вкладываю в это понятие. Ни ревности, ни обиды не испытываю. Их в принципе не чувствуешь по отношению к абсолютно чужому человеку.

Да, и это именно у меня четверо детей! Это мне они приносят компот, когда у меня температура, читают мне книжки и показывают свои каракули. Мне! Разве это не выигрыш? Каждый получил из этой истории свое. Я благодарна даже за то, что в этот раз муж быстро собрался и исчез, потому что все могло бы затянуться, как уже бывало... И тогда бы я точно окончательно сошла с ума и потеряла себя. В общем, спасибо Вове за все!

...Поженились мы, можно сказать, спонтанно. Год встречались, и у моей мамы возникло рационализаторское предложение: «Вот, ты с мужчиной, и я за тебя волнуюсь. Может, вы оформите отношения, и пусть он за тебя волнуется?» Обсудили это дело с Вовкой и пришли к выводу: а чего бы действительно не расписаться? Мне хотелось платье и вечеринку, плюс влюблена была сильно... Так и сложилось.

И как совершенно правдиво упомянул в своем интервью Вова, поженились — и сразу чуть было не развелись. Причину он не назвал, будем надеяться, от излишней скромности. Дело в том, что повышенным вниманием к женскому полу Вова отличался всегда. И всего года через полтора после нашего торжественного бракосочетания он как-то вдруг начал отлучаться из дома. Тогда это называлось «поехать на рыбалку» и являлось самым доступным досугом, можно было даже удочку не брать, что в общем-то и происходило... Поскольку в силу возраста разум мой еще не окреп, на каждый выезд на рыбалку без удочки я пыталась выдать некую реакцию. Как правило, негативную.

А однажды поднимаюсь домой и вижу, как Вова целуется на лестничной площадке. «Ты что? Я же жена твоя!» — как в пионерском лагере, зачем-то сказала я. Потом собрала свои вещи и в гневе ушла к маме. На следующий день туда же явился и Вова, который каялся — мол, бес попутал — и умолял простить. В общем, забрал меня обратно. На какое-то время это сподобило его хотя бы изредка удочки с собой брать. А я попыталась стать лояльнее.

О том, что Вова опять влюбился, и догадываться было не надо, — он же все записывает! Поэт — одно ему название. Одну такую влюбленность, помню, мы, как заправские друганы, даже обсуждали на кухне. Она уезжала, он оставался и от трагичности потери написал песню. Не помню уже толком, о чем шла речь, пусть для красоты момента она будет цирковой артисткой... По молодости такие Вовины кренделя воспринимались остро, но и сглаживались быстро — влюбился человек, с кем не бывает, зато песню хорошую написал.

Однако после очередной рыбалки я все-таки вызвала мужа на откровенный разговор. «Нам надо срочно разойтись, — сказала я, — больше не могу. Хочу быть единственной и неповторимой! У нас вся жизнь впереди, давай дадим друг другу шанс!» Но дальше разговоров дело почему-то не пошло. Возможно, потому, что мы как раз тогда и угодили в Церковь Христа.

И божественное вмешательство привело к тому, что Вова действительно долго держал своих бесов при себе. Плотину прорвало только в Москве. Как бы ему ни нравилось думать, что у него все не как у всех, именно так оно и было. Расширились горизонты, и в зону доступности попала не одна, а много прекрасных рыбалок. Но это я забежала далеко вперед. До возобновления рыболовного сезона прошло много, надо признать, не самых плохих лет.

В Церковь Христа первым пришел Вова, конечно. Он все метался, как блуждающая почка, искал себя. Подошли, как водится, на улице: «Не хотите ли почитать литературу?» А Вова, конечно, хотел! Мне тема Библии была не сильно интересна, но после того как муж с горящими глазами начал рассказывать, что мы, оказывается, неправильно живем, пошла с ним на проповедь. Через несколько дней мы уже сами бегали по улицам с вопросами: «Не хотите почитать Библию»? Несли слово божие в массы. Каждые выходные в течение года приходили в церковь, чтобы попеть христианские песнопения и похлопать в ладоши. При этом мы были страшными голодранцами и выпить чаю с добрыми нашими сестрами считали за счастье.

По большому счету там собрались люди с проблемами, желающие переложить данный тяжкий груз на кого-то. Бороться с невзгодами действительно легче всем гуртом. Можно было прийти и сказать: мол, проблема у меня. И тебе тут же укажут полезный для избавления от оной псаломчик. Что ж плохого? Я действительно участвовала в этом из-за Вовы и ради него. Он достаточно быстро успел сколотить из людей господних музыкальную группу, и они устраивали хорошие концерты.

Выглядели мы с Вовой странно, но с религией это не было связано. Я лишилась волос, когда муж вознамерился стать лучшим в мире парикмахером. Приобрел ножницы, сейчас такие в IKEA продаются с этикеткой «Секатор садовый», и сказал: «Раз я становлюсь великим парикмахером, мне надо на ком-то тренироваться. Давай начнем с тебя». Деваться с подводной лодки было некуда, и я согласилась. Кстати, в первый раз Вова меня подстриг очень даже прилично. Моя подруга-парикмахер хвалила. И окрыленный Вова ринулся на специальные курсы, поучился, получил бумагу, что он теперь парикмахер, и напрочь разучился стричь. В очередной раз «великий стилист» сотворил на моей голове такое, что пришлось сбрить начисто. Чтобы мне было не так обидно, он тоже побрился. Вскоре мы выяснили, что это удобно, гигиенично, и начали жить лысыми.

Был период, когда Вова еще и красил остатки волос в блонд той краской, которая тогда продавалась, и его прическа выглядела, как перья канарейки! Проколол уши — вероятно, потому что учился в музыкальном училище, то есть косил под западных панков. Одевались мы так, что окружающие, наверное, считали, что из Мозамбика беженцев вывозили, так эти двое отстали...

Я действительно старалась его поддерживать. И когда Вова хотел стать самым лучшим в мире парикмахером, и самым влиятельным бизнесменом. Он ведь так рассказывает! Вова излагает, а тебя будто торнадо закручивает. «Точно! — думаешь. — Именно так все и свершится!» Денежных споров я не помню, даже когда родилась наша Яська. Тем более что Вова действительно пытался как-то крутиться. Например, устроился дворником в детский садик напротив, потому что там кормили, а у нас с едой все обстояло не очень.

По поводу имени нашего с Вовой первенца шли самые настоящие бои. И кстати, в этом виноват «Караван историй». Были ли деньги, не было ли, я все время покупала ваш журнал. Правда. Иногда последнее тратила, но пропустить номер не могла. И именно в нем в истории солиста Duran Duran присутствовали фотографии шикарной женщины, его жены и матери троих детей Ясмин Ле Бон. Очень красивая! И вот просматривая с Вовой ее фото, я сказала: «Давай, если родится девочка, назовем ее Ясмин». Так и решили.

С требованием срочно переименовать внучку на уши встали обе бабушки. «Назвали б хоть Машей, хоть Настей, ну что же вы такие идиоты!» — причитала моя мама. Потом мы где-то нашли, что в переводе с греческого имя чуть ли не Настей и переводится. Нас грозили отлучить от кухни! А мы, что греха таить, к родителям покушать забегали нередко, нервно жевали пельмени и оставались непреклонными. К двум взрослым голодранцам добавилась еще одна маленькая. Естественно, в церковь мы теперь таскались с младенцем, в специальной сетке коляски чинно покоились Библии.

Родители с обеих сторон окончательно утвердились в мысли, что дети спятили, и подумывали отнять у нас ребенка со странным именем, а самих где-нибудь надежно запереть хотя бы на время.

Вову всегда швыряло да и продолжает швырять... Пришла музыка. Надо кормить семью, а у ее главы слова с нотами в голове скрещиваются. «Доколе? — спрашивала я. — До-ко-ле? Ну иди ты, как нормальный человек, учись, работай! Хоть водителем устройся, Христа ради, у нас же никакого будущего нет!» «Молчи, глупая баба, — говорил муж, сидя в ванной, — чудо сейчас будет. Чувствую, что вот оно — на подходе уже! И получать я буду больше Пугачевой!» Оказывается, он так богу и загадал, чтоб больше Пугачевой! «Вов, — спрашиваю я, увлеченная очередным радужным мужниным проектом, — а сколько, ты думаешь, она зарабатывает?» «Ну, я не знаю... — отвечает, — тыщ двадцать долларов, может быть». «Ой! — всплескивала руками я, представляя наше будущее сказочное богатство. Но в конце всегда добавляла: — Иди водителем! И не валяй дурака!»

То, что поначалу казалось забавным, постепенно начинало подбешивать. Может, потому что на работу я ходила чаще и регулярнее. А возможно, просто устала просить в ларьке взвесить мне «во-о-он тот помидор».

Муж тем временем практически нимб себе отрастил! Постился бесконечно! Упорно и почти до рвоты! Взялся поститься, пока всю Библию не прочтет, о чем всем громогласно и объявил. А читает Вова не быстро, да и оба Завета — штука объемная, можно ж спокойно до «Скорой помощи» доголодаться... Целыми днями читал и, прости господи, вообще ж ничего не ел. Такой целеустремленный человек. Я ему говорю: «Остановись, сумасшедший! Ты ж сознание потеряешь!» И терял почти, но не останавливался — книжка же не дочитана. Выходил к оврагу, что было несложно, так как дом наш практически на краю земли располагался, и неистово молился там. Просил, видно, чуда, чтобы все у него сложилось и музыкой жить можно стало. И ведь вышло же, черт бы его побрал! Вымолил!

А если серьезно, Кристовский — человек неистовый, и эта черта таки помогла чуду произойти, а ему — пережить безысходность. Я тогда все смотрела него и думала: «Муж-то у меня ну вылитый Моисей! Того и гляди воды перед ним разойдутся...»

С Яськой занимался действительно в основном он. Когда Вова устроился тренькать на гитаре в ресторане, это отнимало два часа в день, ну ладно, три часа, потому что чаще всего у нас не было денег на проезд, и он ходил пешком. И вот я с утра вставала на работу, они оставались спать. Потом, в зависимости от дня недели, он или вел дочь в детский садик, или варил ей манную кашу. Да, своими собственными руками варил ребенку отличную кашу! В принципе время они проводили совершенно дивно: завтракали, шли кататься на качелях во двор или Вова читал ей книжки дома. На детской площадке Кристовский действительно знал всех мам и детей по именам. Они его обожали! Идешь, бывало, с мужем по улице, а мимо мадам в смелой кофточке. «Здрасьте, — говорит, — Вова!» Спрашиваешь: «И кто это?» — «Как же?! Это мама Андрея! Он в прошлый раз играл в песочнице и, не представляешь, насколько не но погоде был одет. Так я этой маме говорю: наденьте мальчику носки теплые, простудится же!» Вова был единственным отцом на этой площадке и, вероятно, центром всеобщего притяжения.

Яська с диким счастьем вспоминает то время. Это просто видеть надо! То была идиллия. Папа катает ее на качелях, мама идет с работы с батоном, они видят меня издалека и машут руками...

Я очень хотела родить второго ребенка, но ничего не получалось. В какой-то момент смирилась, что не судьба, и решила, как и все женщины в подобной ситуации, завести хотя бы собаку. Выбор свой остановила на белом боксере, как у Вертинского. И примерно в то же время послала в Москву Вовины песни — на радио, где я работала, имелась электронная почта, можно было прикреплять хорошего качества аудио. Так сказать, презентовала супруга. Неожиданно нам ответили. Вова съездил в столицу, вернулся и объявил, что им предложили контракт и они с братом Серегой едут жить в Москву. Уехал. А я, Яська, которой исполнилось 4 года, и юная собака породы боксер, не очень на самом деле сообразительная псина, остались.

Тосковала я страшно. Выводила по утрам собаку, отводила Ясмин в детсад и горевала. Муж приезжал на выходные. В пятницу вечером садился на поезд в Нижний, а в воскресенье вечером — на Москву. Мы с Яськой отсчитывали дни. Помню, период с понедельника но пятницу проходил как во сне, потом был звонок, который означал, что в семь утра следующего дня Вова будет дома. Приезжал — и все рыдали: дочь, я, да и сам. Через сутки все снова рыдали, потому что он уезжал. И вот в ходе этих отьездов, приездов и рыданий я поняла, что, кажется, беременна.

Валерия Кристовская: «Как не сойти с ума после развода, если у тебя четверо детей»

В общем, маленький ребенок, собака, я в положении, Вова в Москве... И как все это может развиваться дальше, совсем непонятно. Сначала я гуляю с боксером с маленьким животом, потом с огромным и уже проклинаю тот день, когда взяла собаку, потом тот, когда отправила в Москву песни мужа... Все валится из рук. Везде крутят Вовкину музыку к «Ночному дозору». И даже собственный выключенный приемник от нее не спасает — она проникает в дом с улицы через щелку приоткрытого окна... Сюр. Вроде бы этот музыкант мне знаком, он даже муж, а тут — хит-парад, первое место, все же слушают! Под «Дозор» я и отправилась в роддом во второй раз. Правда, теперь уже как белый человек, который будет рожать в нормальной отдельной палате, потому что муж мой — знаменитость и даже дал мне денег.

Помню, как дрожащей рукой протянула заведующей дикие, по моим меркам, кажется, три тысячи рублей. В роддоме уже и я ощутила себя знаменитостью — меня все время разглядывали и спрашивали: «А вы правда жена Кристовского?» — «Да, да». — «Того самого, который поет «Прасковью из Подмосковья»?» — «Ага». В последний раз я этот вопрос слышала от медсестры, когда уже вовсю шли схватки: «Он, да? Ой!.. Как мне нравится ваш муж! Как мне нравятся его песни! Это же чудо, что вы — это вы!» На следующий день в больницу прибыл и сам кумир. Правда, ненадолго. Зашел внутрь, я показала Стаею, и Вова умчался обратно.

Да! Еще денег оставил! Если правильно помню, это были 800 долларов, которые мне торжественно вручили: мол, купи младенцу все, что требуется. Средств таких я отродясь в руках не держала, поэтому от греха подальше засунула в носок, носок замотала в полотенце и весь этот пирог запихнула в комод под детские вещи. Потратить успела долларов 100, остальное ему деликатно вернула, потому что уже через две недели Вова скомандовал собираться в Москву.

Вручение премии Муз-ТВ я успела посмотреть еще дома, плохо соображая, как это может быть? Муж мой в телевизоре прилично одетый, Никита Сергеевич Михалков жмет ему руку. А я кормлю мелочь, рядом на полу Яська валтузит собаку, вокруг продавленная неказистая мебель, ковры-мовры и 800 долларов в носке! Я-то вроде как и рада, но не понимаю... Будто параллельная реальность какая-то, матрица. А тогда уже появились сотовые телефоны, у меня была модная Nokia. И вот на нее звонит муж. «Ты же в телевизоре! — продолжаю не понимать я. — Мы тут все тебя смотрим!» «Это запись, бестолочь, — говорит Вова. — Знаешь, кому я сейчас дам трубку и кто будет с тобой разговаривать? Тигран Кеосаян!» Тут мне уж вообще плохо стало. «Я вас поздравляю с рождением дочери», — говорит Тигран. «Спасибо», — едва успеваю выдавить из себя в пиетете, как трубку перехватывает Вова: «Туг такое! Э-э-ге-гей какое! Ну все, пока!» — и пропадает.

Объявился через несколько дней — сказать, что есть два свободных дня, когда он может перевезти меня с детьми в Москву, — потом гастроли и все такое. Собралась я, как в армии, — за световой день упихала двухкомнатную квартиру в коробки, узлы и мешки. Все «Караваны» там пришлось оставить, до сих пор сердце кровью обливается!

Поселиться нам предстояло в пансионате. Но дело не в этом. В Новгороде я крайне редко выходила за пределы своего района. Поэтому понятия не имела, как может выглядеть пансионат в Москве. И вот едем-едем, город уже явно закончился, начались леса и поля... «Смотри, как здорово, — говорит Вова.

— Тут лес, будешь гулять с коляской на свежем воздухе». Корпуса пансионата сдавались внаем, мы поселились в двухкомнатной по сути квартире с ремонтом, который сильно поразил мое воображение. Казалось, что такая красота бывает разве что в журналах. Выгрузили все наши узлы, я стою со Стасей на руках, рядом всклокоченная Яся... «Ну вот тебе телефон моего директора, если что-то нужно, звони ему, потому что я завтра улетаю», — сказал Вова и был таков. Да! Денег еще дал. Тысячи полторы, которые я уже не знала, в какой носок и прятать. Еще дал инструкцию, что в магазины, которые мне завтра покажут, ехать надо на такси.

Ну что сказать? На такси в последний раз я ездила в глубоком детстве, кажется, с родителями в аэропорт. Каждый новый день тут неизбежно превращался для меня в стресс. В незнакомом месте я одна с двумя младенцами. Где мы находимся? Куда идти с коляской? Я не могла понять, как определить ту продуктовую корзину, которая нам теперь доступна. А уж когда впервые увидела «Ашан*>... Дома было все ясно — вот поликлиника, здесь молочная кухня, с утра на работу. А тут если заболеет кто? Система платной медицины, будучи до сего светлого момента мне недоступной, гоже вызывала панику...
У Яси, получившей нормальные игрушки, совершенно снесло крышу — она вообще никуда не выходила и только играла и играла, так же неистово, как молился ее отец. Перед Яськой за ее детство мне стыдно до сих нор, поэтому сейчас я позволяю ей немного больше юбок, чем диктует здравый смысл.

Я беспрерывно ела, потому что отродясь не имела доступа ко многим продуктам, которые теперь могла купить. Я поселилась на кухне! Готовила и ела, ела и готовила — супы, салаты, рыбу... Вова говорил: «Купи-ка пойди семги», — и я балдела, что можно пойти и действительно купить целую прекрасную семгу. Дикой поначалу была, а Вова уже вылитый москвич! «А вот ты, допустим, знаешь, — спрашивает, — что есть коричневый сахар? Я в первый раз тоже удивился, когда увидел». Оказалось, в Москве-то с белым уже и чай-то никто не пьет, не принято. Освоила и сахар новый.

Правда, радовать он меня перестал достаточно быстро, как и все остальное. Одна и одна ведь... Никого не знаю, все вокруг чужое! Меня будто вырвали на другую планету. Хотя, может, это была обычная послеродовая депрессия... Но застрелиться хотелось безмерно! Я бесконечно названивала друзьям и знакомым в Нижний Новгород. Вызвала сестру, но состояние мое продолжало скатываться в бездну. Помню, позвонила Вовке, он был где-то на гастролях, рыдала в трубку и не могла объяснить почему. Впала в состояние когнитивного диссонанса. Его нет, и высказать претензию, мол, негодяй, почему тебя нет, не могу — мужик же работает, просила, как говорится, — получи.

Так плохо я себя еще никогда не чувствовала. Были целые недели, когда я кормила детей. Однажды, захлебываясь в рыданиях, объясняла мужу, что положение мое кошмарно, сил нет, того гляди с окошка прыгну. «Ну сигани, раз есть потребность! — сказал Вова. — Живем-то на втором этаже...» Стало еще обиднее, что он не понимает совсем, ведь я могу тогда на крышу залезть, и это будет уже третий этаж! Я чувствовала, что он существует где-то совсем в другой жизни и мне она недоступна. Во-первых, у меня дети, один из которых грудной. Во-вторых, и... не зовут особенно. Вова рассказывал, как это круто — кататься на сноуборде, как научился, познакомился с ребятами, что горы бывают разными... Но для меня это все продолжало оставаться параллельной реальностью. Вот он заходит домой, мы смотрим телевизор, грызем семечки, хохочем, и вроде он — это он. А человек, который из телевизора пел «Ночной дозор», улыбался на вручении премий МузТВ, — кто-то другой, не очень мне знакомый.

Сейчас я уже понимаю, что была абсолютно не готова к такому прыжку. По сути, могла бы взять няню, ездила бы с мужем на доске... Но когда я созрела до этих решений, Вова уже в той реальности прочно поселился и места для меня там не осталось. Я сидела с детьми, а он ходил на премьеры. «Ой, сегодня я приду поздно. Ты ж понимаешь, концерт, пригласили, такое дело...» Вокруг него уже образовалось энное количество людей, и через их кольцо я пробиться не могла.

Нет, периодически Вова даже брал меня на какие-то мероприятия, но вскоре выяснилось, что для меня это тоже стресс. Когда с мужем заговорил мой любимый артист Евгений Миронов, я стояла рядом, тоже хотела как-то поучаствовать в разговоре, но в итоге спряталась за Кристовского. Миронов был для меня как коричневый сахар. Мне казалось, что я не такая, не смогу вписаться... Это с Вовой поет Людмила Гурченко, это ему подписывает книги наш с ним любимый писатель Борис Акунин. Правда, Евгений Гришковец после спектакля, на который мы ходили с мужем, подмигнул: «Какая вы молодец. Такого мальчика воспитали!» Но это же была шутка!..

А однажды Вова забыл телефон. Единственный раз за 8 лет. И он зазвонил. Без какой-либо задней мысли ответила — вдруг что-то важное. Звонила девушка из газеты, хотела договориться об интервью, и я, как заправский секретарь, ей объяснила: «Вова отъехал, будет позже, но я обязательно скажу, что вы звонили». Приезжает муж, рассказываю, что его искали из газеты... Уже через секунду я ощутила острую потребность трепетной ланью сигануть от него метра на три. Настолько изменилось Вовино лицо: губы перекосило от ярости, глаза стали холодными, как две льдинки. «Никогда, ты поняла, никогда не смей прикасаться к моему телефону! Кто бы ни звонил, не смей брать трубку!» Он был реально зол. Так я смутно догадалась, что бесы, видно, снова проснулись.

Церкви больше не было. Сдерживающих факторов — тоже. Популярность. Вокруг вились девчонки. И однажды стало
ясно: какие уж тут бесы — дамбу прорвало! Звонки, постоянные треньканья СМС-сообщений, меняющееся лицо... «Акции», думаю, как бы разовые, но было их очень много. Мой же мир из-за переезда в Москву сузился до Вовы и детей, поэтому крах брака виделся мне крахом целого мира, и я молчала.

Сначала не могла без него засыпать, не получалось на физиологическом уровне. Он приходил в полночь, я, как филин, сидела, пучила глаза, ждала. Потом приходил в 2, сидела до двух. Затем Вова начал возвращаться домой в 6 часов, и я не спала до утра. А в какой-то момент просто... научилась спать одна. Засыпала, по инерции открывала глаза в 6 утра, писала ему сообщение: «Жив ли ты?» Он отвечал, что жив, и приезжал к 8. Постепенный такой процесс вышел...

Думаю, он все-таки многого достиг еще и потому, что рядом была я. Вовка ведь не летний день на берегу, и маловероятно, что желающих жить так, как жила я, прямо-таки полк. Просто свет падает на разные стороны человека по-разному. Он эгоистичен, иногда этот эгоцентризм выходит за края. Вова не идет по трупам, он щедрый мужчина и верный друг, но на близких наступить может. Как на кочку на болоте. С посторонними он все-таки так себя вести стесняется. Впрочем, он и сам не раз признавался, что приятное легче делать вне семьи: «А дома, уж извини, буду таким, какой есть!»

В Москве открывалось дикое количество новых клубов, и послеконцертные посиделки плавно перетекли туда. Вова выходил в свет сначала по субботам, потом по пятницам и субботам, затем добавилось еще и воскресенье. У того-то день рождения — нельзя не пойти, у другого премьера, потом фуршет... В общем, «сегодня в клубе будут танцы». К одинокому засыпанию в моих навыках добавился и единоличный просмотр фильмов по вечерам. Мне же ночная жизнь была недоступна по тем же причинам, что и дневная, — родились еще две девочки, и всего детей стало четверо. Никаких сил и желаний куда-то выходить по ночам у меня не было.

Я не мечтала о большой семье, имен детских заготовила только два и думала, что имеющимися детьми мы с Вовой вполне ограничимся. Но... Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах. Как так вышло, до сих пор не соображу, вроде предохранялись. Словом, почувствовала неладное, пошла к доктору, а там говорят: «Поздравляем». Вова заржал, а я снова провалилась в депрессию, из которой только-только вылезла. Девчонки немножко подросли, я уже наняла няню, собиралась наконец похудеть, начать, как все нормальные женщины, ходить на маникюр... Хотела работать, думала: муж теперь знаменитость, поможет. Слов нет, чтобы описать, насколько мне было плохо... Я мечтала, чтобы со мной что-то случилось, падают же люди неудачно... Специально ходила по свежевымытым лестницам. «Я больше не хочу детей!» — заявила я Вове. Тот меня отчитал, что он такой весь из себя спаситель младенцев, а я — чер-те кто. «Надо радоваться, бестолочь!» — говорит. Согласна, что в таких случаях надо радоваться, но почему-то энтузиазма в себе не находила. Аборт я не сделала, потому что боялась его больше, чем рожать.

«Ну все, снова стану коровой под тонну весом», — раздраженно размышляла я в родовой палате. Появилась на свет Мня. Дальше помню смутно. Вставала, кормила, Стася, которой только исполнилось три года, рыдала: «Подержи меня на ручках». Снова крышу мою повело, потому что дети маленькие, надо элементарно покупать продукты, посещать поликлинику, организовывать жизнь, а Вовы опять нет. Закономерная уже по этому поводу моя истерика привела к тому, что мы с мужем поехали в Индию. Как сейчас помню, в аэропорту встретили Аниту Цой. «Ой, а вас опять, что ли, можно поздравить?» — спрашивает она меня. «Да нет, упаси бог, я просто толстая!» — отвечаю. Но слова ее мне как-то запали, и глаз даже задергался, думаю: зачем она так сказала?.. Вернулись мы из Индии, и Вова сразу уехал в Питер с концертами.

Дальнейшим событиям я логичного объяснения, увы, не имею. Может, существуют некие идеальные совпадения, когда можно обмотаться презервативами с ног до головы, но ты все равно забеременеешь. Вероятно, судьба такая. Но... Те редкие встречи, когда Вова, с учетом своей бурной личной жизни, проявлял ко мне хоть какой-то интерес, обязательно имели последствия. С очередным тестом на беременность я сидела на полу в ванной и даже рыдать уже не могла... Эти дети решили появиться на планете Земля, чего бы это мне ни стоило. Мужу я ничего не сказала, прямиком отправилась к своей докторше. «Вы что? Опять?!» — приветствовала она меня. «Да, — подтверждаю я, — и давайте как-то меня от данной проблемы избавим». Сделали УЗИ, я увидела этого червяка, загрустила и махнула рукой — четверо, так четверо! Звоню Вове, а в трубке веселье, концерт. «Поздравляю, ты снова станешь папой!» — говорю, и в телефоне повисает пауза. «Шутишь, что ли?» — спрашивает он. Объясняю, что серьезна, как никогда. — «Классно! Ну пока!»

Это было странное время. Занятая воспроизводством себе подобных, я вообще не видела просвета. Одни подрастали, другие рождались, соски, бутылки, кефир «Агуша» я приобретала контейнерами пять лет подряд. С четвертой беременностью я не только смирилась, но и решила быть модной. Потащила мужа с собой на плановое УЗИ. Согласился он легко, потому что теплилась надежда, что червяк мужского пола.

Вова все время хотел наследнику что-то передать, то и дело говорил: «Кому же я передам все, что есть у меня?» «Боже, что ты хочешь передать, Вова? — всплескивала руками я. — Штару, что ли? Так отдай Ясе и не мучайся!» Заводов у нас нет, газет и пароходов — тоже... Ну так вот, сидим на УЗИ, и медработник радостно так говорит: «Вот смотрите сюда, это же девочка!» «Спасибо, я дома насмотрелся», — буркнул Вова и вышел. Узистка переполошилась: «Я зря сказала? Он так расстроился!» Расстроился муж и правда страшно. Когда я вышла в коридор, он слушал Розенбаума, и в глазах его стояли слезы. «Я понял, это была моя последняя надежда, видно, я какой-то бракованный!» «Да, брось ты, Вов», — уговариваю. Но он только отмахнулся и пошел. Так и не смог переварить, что «передать все это» опять будет некому.

Впрочем, несмотря на отсутствие явной радости, я решила оставаться модной и потащила мужа на роды. Попала, видно, в плен десятков женских историй про то, как «мы рожали вместе, а потом он меня носил на руках ». Очень хотелось как-то его простимулировать, ну, чтоб носил на руках. Чтобы понял, как я этого заслуживаю, несмотря на то что не хожу по клубам и не катаюсь на доске. Хотелось внимания! Процесс-то сам по себе вполне впечатляет. Но я-то в этом пункте уже была, поэтому решила: проскочу как-нибудь, и сразу наступит «он носил ее на руках». Вове идея не понравилась, но согласился, сказав, что работал в морге и все ему нипочем.

На родильном этаже популярность моя достигла апогея. «Вы ж у нас недавно были!» — восклицали все, с кем довелось столкнуться. Троих детей я рожала настоящей христианкой — безо всяких анестезий, поэтому в четвертый раз попросила: «Сделайте мне все как положено, ну докуда уже мысль научная шагнула». Обезболили, лежу, Вова кругами скачет с камерой... Я, конечно, не знаю, может, кому-то действительно комфортно, если на процессе присутствует супруг. В моем же случае Вова был абсолютно лишним элементом: тыкал мне камерой в лицо, чуть ли не интервью брал. А потом произошло так, как и все у нас с мужем остальное — сплошная клоунада: «Эге-гей! Ха-ха! А чегой-то она такая синяя? Ну вылитый я!» Чуда, на которое я рассчитывала, что он прослезится, как пишут в журналах, пожмет мне руку, так и не произошло. «Молодец! — сказал мне Вова уже в дверях. — Ну, я поехал на концерт!» Возможно, именно процесс родов произвел противоположный ожидаемому эффект — муж не только не стал носить меня на руках, он вообще перестал до меня дотрагиваться.

После рождения Умы все и начало совсем разваливаться. Вова говорил без лишних реверансов: «Уж извини, но ты мне совсем не интересна, занимаешься детьми — вот и занимайся». Когда Уме исполнился год, муж вместо приходов в 8 утра перестал иногда приходить вообще. Он думает, я лазила в его драгоценный телефон, поэтому снова и вызывала на откровенный разговор, но это не так. Телефон будто растворился, одному богу известно, куда он его засовывал, но мне на глаза это адское устройство попадалось в очень редкие моменты. Хотя соблазн, конечно, был... Дело в том, что Вова под утро являлся сильно нетрезвым, заваливался на кровать и из каких-то неведомых недр телефон таки вываливался. Несколько раз я действительно боролась с искушением ознакомиться с его содержимым. Понимала, что стоит только протянуть руку... Я даже подползала, а однажды взяла его и на цыпочках прокралась в ванную. Но боялась жутко, во-первых, того, что могу прочесть, во-вторых, что Вова проснется. Он мне представлялся эдаким Синей Бородой, который, застукав меня со своим телефоном, просто пришибет. И вот тащилась я, горемычная, обратно, подкладывала ему под руку телефон... Безумие было, конечно. Самое отвратительное — это неведение, которое доводит человека до того, что он перестает спать и начинает постоянно кубатурить версии, додумывать, приукрашивать...

Так вот, я действительно не помню, с чего начался тот разговор, зато прекрасно помню, чем закончился. «Ну, раз так, тогда я должен уйти, — с каким-то садистским облегчением произнес Вова. — Жизнь-то идет, Лерка, надо не терять времени и жить на полную катушку! Может быть, каждый из нас еще встретит свою настоящую любовь!» Потом он поделился каким-то куском про свою личную жизнь, который мне лучше бы не знать, поэтому, наверное, память его совершенно не зафиксировала. Собрался и уехал. Звонил рассказать, что ездил в IKEA, покупал крючки под свою одежду. Потом сообщил, что приобрел еще и сушилку! Состояние мое было шоковым. Я ничего не соображала. Но все-таки смогла задать вопрос: «А куда ты переехал? У меня есть кому передать богатство в виде тебя? Или ты просто окончательно сбрендил?» «Нет у меня никого! Я просто хочу быть свободным! Эге-гей! Ты ж понимаешь!» — радостно скандировал Вова. А мне казалось, что я стою на табуретке, вот-вот ее вышибут из-под моих ног, а муж родной заботливо расправляет на моей шее петлю.

Месяц мы прожили раздельно, и за этот славный период я обегала всех — знакомых, врачей, гадалок, людей с хрустальными шарами, которые как один видели внутри шаров меня с Кристовским в одной лодке и убеждали: «Вернется». Таким набором бреда себя на самом деле легко обеспечить, когда не знаешь, куда бежать, дети маленькие, а ты способна только лежать колодой и разглядывать трещину на потолке. Потом позвонила. Предложила пойти на компромисс, съехаться обратно, потому что мне нужно некоторое время, сейчас же я не готова. Вова, судя по количеству звонков мне, тоже был готов не очень. Прибыл домой со свежекупленными крючками и сушилкой. «Я вас люблю и без вас не могу», — сказал.

Я не надеялась, что вся эта история рассосется, мне действительно нужно было время — привыкнуть жить без Вовы. И я улетела на Бали заниматься йогой. По возвращении в Москву пошла учиться, занялась спортом и потихонечку... Но вот какая засада: люди все равно идут на такие шаги, только если один все еще любит другого! Когда чувства нет, все решается за минуту. Я заключила сделку с собственной совестью. Но когда от количества прощений дымятся счетчики, а человек все равно приходит под утро и от него пахнет духами, даже с совестью договариваться уже проблематично. Ты перестаешь себя уважать. Да и тебя перестают уважать, потому что не за что. Раз в неделю я вырыдывала очередную порцию своего самолюбия.

«Ты хорошая женщина, — успокаивал Вова. — Тебе надо устраивать свою личную жизнь! Лучше же будет». Я все это понимала, но если б только могла устроить ее с такой же легкостью, что и он!

Вообще все могло бы выглядеть довольно забавно: «Я жена Кристовского, но, может, у нас с вами все-таки что-то срастется чисто здоровья для и в кино иногда сходить?» Бред же несусветный! У Вовы — полное ощущение семьи, которая ему нужна, и параллельное ощущение другой жизни, в которой одна-вторая-третья спокойно проживали кусок, который должен быть моим! Ну не было у меня возможности прожить его самой! А взять в руки топор и порубить все в капусту не хватило сил. Продолжалось это года два. Жили вместе на прекрасной договорной основе, потому что мы — родители замечательных детей, которые вообще не замечали ничего подозрительного. Я сработала чисто — они не видели моих слез или плохого душевного настроя. Папа приходит — все хохочут и кружатся, уходит — машем в окошко.

У вас бывает такое, что из всего потока чьей-то речи мозг вычленяет одну-единственную оговорку? Не помню, о чем мы тогда беседовали, но в дебрях обычного своего словоблудия Вова произнес «она». «Постой, постой... Вот это и есть истина, — поймала я мужа за язык. — Давай рассказывай». Так и заставила признаться в том, что у него есгь женщина и отношения эти длятся достаточно долго. Конечно, Вова заявил, что и сам собирался сказать... Дальше по закону дурацких мелодрам я произнесла фразу, которую до меня произносили миллионы: «Или мы, или она. Выбирай. Порог терпения имеет предел». «Тогда, наверное, мне надо уйти», — загрустил муж. — «Наверное, да».

Продолжать играть в эти игры я больше не могла, предложила собрать девчонок и сказать им правду. «У папы все поменялось, — говорю. — Мы остаемся друзьями, но жить он с нами больше не будет». Мелкие ничего не поняли, Ясмин разрыдалась, Стася, понимая не все, тоже заревела, но больше за компанию с сестрой. Главное, что оставалось за гранью их понимания и составляло проблему, — они не видели причин для развода. Настолько хорошо мы в свое время законспирировались. «Мам, разводятся, когда дерутся или посуду бьют, — шмыгала носом Яся. — Но вы же смеялись вместе!» Объясняла дочке, что это здорово и пусть воспоминания о том, как мы все вместе весело жили, таковыми и останутся. Но продолжения у них нет... Лето 2012-го для всех вышло весьма стрессовым. Вова изо всех сил делал вид, что все нормально, в результате чего вскоре отбыл на излечение нервной системы в Европу, а мы остались.

Я обратилась к психотерапевту, потому что моя многонедельная подготовка оказалась ни к черту не годной. Я плохо держала удар. Боль была просто физической. Внутри все сжималось в ком, переворачивалось, менялось местами... Первое, что ей сказала: «Гипнозом, внушением, хоть колдуйте, но сотрите эти 17 лет из моей памяти!» Говорят, что во время развода теряешь половину себя. Какое там! Мне казалось, что я — полное зеркало Вовы и теперь меня больше не существует... Уж не знаю, чем его лечили в Германии, но вернулся он огурцом. Меня из состояния полного отупения вытащил психолог. Я ходила на приемы 5 месяцев по 3 раза в неделю, как на работу. Плюс она постоянно была в телефонной доступности, чем я в общем-то с удовольствием и злоупотребляла. Но постепенно научилась управлять своей головой, не свалилась в совсем уж бездну и ужас и таки сумела сократить год положенных по статистике страданий до половины.

Сначала потихонечку, а потом и все быстрее вот это «меня бросил самый близкий мой человек» отмирало. Зимой мы даже вместе вывезли детей покататься в горы. Перспективы, которые передо мной начали открываться, были одна заманчивее другой. Поначалу я еще немножко страдала на тему, кому я могу быть интересна в принципе — бывшая жена Кристовского, который еще сто лет будет маячить за моей спиной, мать, на минуточку, четверых детей! Не двоих, не троих и не взрослого — вырос уже, а четверых! Самым приемлемым для себя определила виртуальное пространство, потому что там можно вообще быть кем угодно. Зарегистрировалась на всех возможных сайтах знакомств, включилась в игру и ночами напролет хохотала. Там, правда, ужасно забавный контингент, ну такое порой пишут!

Я наверстывала тему флирта и очень веселилась. Дело в том, что всю мою сознательную жизнь я была замужем и на сторону ни разу не посмотрела. Здесь, в Москве, я боялась поднять глаза даже на официанта! Загналась так, что... Какая я женщина? Никакая! Я мать! Родина-мать с мечом и младенцем на руках! Могу приготовить селедку под шубой, знаю, где лежат носки, — и все, на большее не способна. Весь мой мир был — это Вова и Вовины же концерты.

А тут ожила. И оказалось, это здорово! За виртуальной жизнью последовала вполне себе реальная. Выяснилось, что мужчин много, и они очень разные, и некоторые даже не падают в обморок от информации о четверых детях. Отучилась на дизайнера. Познакомилась с массой интересных людей. Купила красную помаду, которой у меня отродясь не было. Одеваться начала как человек.

Вова сейчас не вызывает у меня вообще никаких эмоций. Может, это и прискорбно, но вынуждена констатировать: наш мозг — это матрица, из которой можно выбросить любой кусок, и нам такие действия вполне подвластны. И даже самого близкого человека, причиняющего серьезную боль, вырезать несложно, и место это зарастет... Общаемся мы, конечно, очень мало, но спокойно. Та часть его жизни, в которую мне никак не удавалось проникнуть, теперь проживается с другим человеком. Вероятно, она изначально не могла стать моей. Но... Люди ведь не меняются. И иногда я думаю: может быть, на Вову сейчас просто падает свет с той же стороны, как тогда, много лет назад, когда с ним встретилась я...

Правда, все хорошо. Я крашу губы красной помадой, надеваю туфли на каблуках, бегаю на свидания, и сердце мое открыто для любви. Надеюсь, и у Вовы все хорошо, ну, что он тоже красит губы красной помадой и выбирает хорошие колготки!

2 комментариев

  1. Сергей:

    Потрясло крепко. Началось с того, что хотел выложить в ФБ песню Володи о дочках (у меня их три от двух браков), Попался на глаза Ваш рассказ, и я тут же убрал песню из своей ленты. Я желаю Вам Удачи и Здоровья!

  2. Татьяна:

    Валерия, вы очень «живая», с таким юмором о себе..ни каждый сможет.Счастья вам и вашей семье!!!

Оставить комментарий

Зеркало 1xbet